19 бестселлеров уходящего года

Со смертью можно смириться: через какое-то время боль сменяется воспоминанием. Но если не знать, что сталось с человеком, которого любишь, остается одно сомнение. И оно не оставляет тебя, пока ты не получишь ответ.

Мы не можем контролировать свою смерть, свое прощание с миром, - это так. Но, по крайней мере, можем отвечать за то, что оставляем после себя.

Смерть явно пошла тебе на пользу – при жизни, особенно в последние годы, ты был туговат на ухо.

Я едва успела потрогать кончиками пальцев воду в омуте свиданий, как вскоре разочаровалась во французах. Был обед с парикмахером, и он непрестанно поглядывал на себя в зеркало, висевшее за моей спиной; был ланч с художником, тот предложил пойти к нему домой и поговорить о его новой картине, которая по случайному совпадению висела над его кроватью; еще был профессор, пригласивший меня на свидание на прошлой неделе... но я так и не заставила себя ответить на его звонки

Но не можешь же ты убегать каждый раз, когда возникнет проблема. Говори со мной. Задавай вопросы. Обо всем. Я рядом, я тебя выслушаю. Спорь со мной. Кричи на меня. Я буду спорить с тобой, буду кричать. Я способен ошибаться, ты способна ошибаться. Это нормально. Чтобы решить проблему, нужно общаться.

Малыш Дэвид Олсон понимал, что ему влетит. Как только мать с отцом вернулись, стало ясно, что дело плохо. Одна надежда была на подушку, которую он запихнул под одеяло — вроде как сам в кровати лежит. По телику такое видел. Ну не важно. Короче, выскользнул он из своей комнаты, спустился по ветке плюща, неловко приземлился и ушиб ногу. Но не сильно. Не так, как старший брат на тренировке по футболу. Терпимо еще.

Ярославский вокзал шибал свежестью и тепловозной гарью. После прокисшего плацкартного пара, после прокуренного железа тамбуров, подслащенного мочой, — тут воздух был слишком огромный: кислорода чересчур, и он сразу чифирем бил в голову. Москвы тоже было слишком, после елочных коридоров она приезжим распахивалась как космос. Укутанные люди прыгали из вагонов через ров на платформу, выгружали перехваченные липкой лентой сине-клетчатые китайские баулы, хватали их в обе руки и разгонялись по перронам в перспективу, как штурмовики на взлет по аэродромным полосам. Перспектива была дымной, и в дымке приехавшим людям брезжили дворцы, замки и высотки.

О том, что случилось 30 июля 1994 года в фешенебельном курортном городке Орфеа на океанском побережье, слышали только люди, хорошо знающие район Хэмптонов1 , штат Нью-Йорк. В тот день в Орфеа открывался первый театральный фестиваль — событие национального масштаба, собравшее многочисленную публику. Под вечер все туристы и местные жители начали стекаться на Мейн-стрит, где мэрия устроила праздничные мероприятия. Опустевшие жилые кварталы походили на город-призрак: ни пешеходов на тротуарах, ни семейных пар на террасах, ни ребятишек, гоняющих на роликах, ни души в садах. Все ушли в центр.

- Как заряжал? - спросил Иван.
- Ну вот прямо так и заряжал. Говорил, поставьте бутылку с водой возле телевизора, и будет вам от неё счастье.
- И что, люди верили?
- И тогда верили, - вздохнул Акинфий Иванович, - и сейчас верят. Только сегодня мозги вправляют по-другому, через тренинги, всякие…

В начале был один убийца, один мул и один пацан, но это еще не начало, это еще до него, это я, я — Мэтью, я здесь, на кухне, ночью — в полузаросшем речном устье электрического света — стучу и стучу по клавишам. В доме вокруг меня тишина. Ну да, остальные спят. Я у стола. Я и пишущая машинка — я и древняя пишмашинка, как называла ее, по словам нашего давно потерянного отца, наша давно потерянная бабка

- Мир не черно-белый. Нас всех воспитывают определенным образом. Внушают, что есть правила, которые нужно соблюдать; что жить нужно только так, а не иначе. Что жить нужно правильно. Но миру плеватъ на правила, плевать на наши убеждения. Нет правил, которые распространяются всех, Вивиан.

В зимнем зале «Лебедя» приблудный кот спал, свернувшись калачиком у стенки очага, которая еще не совсем остыла. Его веки нервно подергивались: кот видел свои кошачьи сны, которые, наверно, могли бы удивить и озадачить нас куда сильнее, чем любые сновидения, порождаемые человеческим разумом.

Флора, я приехала в город с морем. Путь выдался нелегкий, длиной в полжизни. Случались дни, когда я думала, что уже не доберусь или, еще хуже, что ехать бессмысленно, — как же без них. Мы инстинктивно избегаем боли, но страдание может стать началом счастья. Я тут. В доме с большим окном. Сижу возле него, смотрю на воду, пишу тебе. Долго искала место, где начну писать тебе письма. Однажды они окажутся у тебя, хочу надеяться, ты прочтешь их и поднимешь бокал. «А la vie!».

Харри бывал счастлив. Но счастье подобно героину: попробовал один раз, понял, что оно существует, и ты уже никогда не сможешь смириться с обычной, лишенной его жизнью. Потому что счастье отличается от умиротворения. Счастье неестественно.

Я не могу поехать в Кабо или, если уж на то пошло, куда-либо еще, потому что всегда есть риск не вернуться. Поступить так с родителями для меня невозможно. По крайней мере сейчас.

Машина была неприметной, без всяких опознавательных знаков: обыкновенный американский седан, не старый и не новый, — но его принадлежность сразу же выдавали покрышки с черными боковинами и люди в салоне. Двое спереди в синей форме и один сзади — человек-гора в штатском. Двое черных мальчишек — один держал ногу на исцарапанном оранжевом скейтборде, второй засунул свою ярко-зеленую доску под мышку — стояли на тротуаре и наблюдали, как неприметный седан заворачивает на стоянку у входа в парк Эстель Барга. Потом они переглянулись, и первый сказал: — Это копы.

В самом деле: проживая какой-нибудь отрезок времени, всегда ли мы понимаем, что он способен бесповоротно изменить весь ход нашей жизни?

Алисии Беренсон было тридцать три, когда она убила своего мужа. Они провели в браке семь лет. Оба связали свою жизнь с искусством — Алисия писала картины, а Габриэль был преуспевающим фотографом в сфере моды. В неподражаемом авторском стиле он запечатлевал полуголых анорексичных девушек в самых странных и невыгодных ракурсах. После смерти Габриэля цена на его работы подскочила до астрономических сумм.

Мужчина ехал по ровной дороге штата Индиана, сидя за рулем безупречно чистого черного автомобиля. Он затормозил возле сетчатого ограждения с табличкой «Посторонним вход воспрещен». Охранник на посту взглянул на водителя через окно машины, проверил номерной знак, а затем разрешающе махнул рукой. В лаборатории явно ждали его приезда. Возможно, они даже последовали полученным заранее указаниям и техническим требованиям, чтобы подготовить для него новое владение.