Отрывок из книги «„Ревность“ и другие истории»
Новая книга Ю Несбё
Ю Несбё – норвежский писатель, один из самых известных представителей северного нуара. Нарушая все правила и схемы жанра, он вновь и вновь создаёт удивительные истории. Недавно у Несбё вышла новая книга «„Ревность“ и другие истории», в которой сочетаются узнаваемый авторский стиль и непредсказуемые сюжеты. Познакомьтесь с отрывком из неё и станьте свидетелем очень интересных событий.
В книге «„Ревность“ и другие истории» рассказы соединены друг с другом самым сложным и противоречивым чувством. На страницах встречаются герои с разными характерами и судьбами, но все они сталкиваются с сжигающей ревностью.
Обо всём многообразии этого непростого чувства, его особенностях, проявлениях и силе вы узнаете из новой книги. Есть ли в ревности что-то хорошее? Или она только всё разрушает? Можно ли её побороть? Или она всегда одерживает победу? Ответы на эти и другие вопросы – в новой, такой проникновенной, честной и понятной каждому работе Ю Несбё.
Отрывок из книги
— Офицер, я могу что-то сделать?
Я отставил кофейную чашку Симоны на ее покрытый скатертью журнальный столик. Ее кофейную чашку. Ее скатерть. Ее журнальный столик. Даже вазочка с конфетами на середине стола — ее. Вещи. Странно, как мало все это значит, когда человек, так или иначе, мертв.
Не то чтобы вещи были ей так важны при жизни. Я как раз все это полицейскому и рассказал. Что, выставляя меня за дверь, она предложила забрать все, что мне угодно: стереосистему, телевизор, книги, посуду — you name it (англ. и все такое прочее). Она подготовилась — решила, что разрыв у нас будет цивилизованный.
— В нашей семье из-за чайных ложек не ругаются, — сказала она.
Я тоже не ругался. Просто смотрел на нее, пытаясь углядеть, что же послужило истинной причиной, что скрывается за изливающимися из нее пустыми клише: «лучше для обеих сторон», «развиваемся в разных направлениях», «пора двигаться дальше». Да, спасибо.
Затем она положила на стол бумагу и попросила отметить, что я хочу взять.
— Я всего лишь составила инвентарный список. Не позволяй чувствам мешать разуму, Арне. Считай это добровольной ликвидацией.
Так она сказала. Как будто говорила про одну из дочерних компаний отца, а не собственный брак. Разумеется, я был чересчур горд, чтобы хотя бы прочитать список. Слишком обижен, чтобы хоть что-то забирать из разросшейся виллы в Виндерене, где мы делили радость и, насколько я помню, совсем мало горя.
Может быть, просто так отказавшись от всего, я чересчур поспешил. В любом случае она — обеспеченная молодая женщина с четырнадцатью миллионами, а вот я — фотограф с долгами и чуточку преувеличенной верой в собственные административные способностaи. Мою идею открыть студию вместе с еще шестью фотографами Симона поддержала. Если не финансово, то по крайней мере морально.
— Папа большого финансового потенциала не видит, — извинилась она. — Думаю, Арне, тебе стоит самому вложиться. Показать ему, на что ты годен, и со временем он сам что-нибудь в твой проект инвестирует.
По документам деньги принадлежали ей, но распоряжался ими ее отец. Когда мы поженились, такая форма личной собственности была, разумеется, его решением. Его дочь перерастет длинноволосого фотографа с его воздушными замками и «амбициями художника» — так он оценил ситуацию.
Разозлившись и твердо решив доказать, как он во мне ошибался, я вложился. Одолжил громадную сумму в те времена, когда банки швырялись деньгами, если у тебя было хоть что-то похожее на бизнес-идею. У меня ушло шесть месяцев на то, чтобы доказать: отец Симоны был прав. В большинстве случаев бывает сложно четко указать время, когда женщина перестала тебя любить. Но с Симоной это оказалось легко. Это случилось, когда она открыла дверь и стоящий на лестнице мужчина сообщил ей, что он из суда и пришел изъять мое имущество в счет долга. С ним она пообщалась с ледяной вежливостью; выписала чек, и мы сохранили машину. Ту же самую ледяную вежливость она проявила и по отношению ко мне, когда предложила забрать все, что мне угодно. Я взял одежду, комплект постельного белья и личный долг размером чуть больше миллиона крон.
Надо было бы и журнальный столик. Потому что журнальный столик мне нравится. Мне не нравятся мелкие царапины на столешнице — память о наших безумных вечеринках, — пятна, оставшиеся с того раза, когда я вдруг решил перекрасить всю гостиную в зеленый, и одна чуть кривоватая ножка — на том столике мы впервые занимались любовью.
Напротив меня в кресле сидит сотрудник криминальной полиции, на столе перед ним лежит нетронутый блокнот.