Разговоры на пищеблоке

В мае этого года вышел сериал «Пищеблок» по мотивам одноимённого романа Алексея Иванова. Место действия – пионерский лагерь на берегу Волги, а время – 1980-ый год, самый разгар Олимпиады-80. Пока весь мир и СССР заняты масштабным событием, в маленьком детском лагере творятся сверхъестественные события под стать тем страшилкам, что рассказывают вечерами у костра.

Оказывается, что в рядах сотрудников лагеря давно обитают вампиры. Их задача не развлечь детей, а хорошенько подкрепиться и не дать людям узнать о своём существовании. Удивительно, но порядки лагеря и пионерские ритуалы в целом служат превосходным прикрытием для целой иерархии советского вампиризма.

Мы пообщались с Алексеем Ивановым и задали ему разные интересные вопросы. Давайте почитаем вместе!

– Построить «счастливое общество» без идеологии невозможно. Но вопрос не в наличии идеологии как таковой, и даже не в качестве идеологии, а в её статусе. Если идеология тоталитарная, она превращается в зло, и не важно, на каких идеях она построена. Тоталитарное христианство становится инквизицией, тоталитарный ислам – джихадом, тоталитарный коммунизм – террором, тоталитарный либерализм – беспределом. В нормальном обществе должно быть несколько идеологий сразу. Конкурируя и ограничивая друг друга, они формируют права человека и динамику развития общества. Проблема Советского Союза была не в коммунистической идеологии, а в тоталитарном статусе идеологии. Тоталитарный статус убивает любую идеологию, превращает её в мертвечину, а мертвечине сразу заводятся какие-нибудь вампиры.

– Потому что мне так захотелось. Потому что это роман, а не памфлет. Потому что я писал, опираясь на теорию меметики Ричарда Докинза. Докинз утверждает, что все большие вещи в мире являются информационными комплексами. Религия, культура, государство – это всё информационные комплексы. И они взаимодействуют друг с другом по принципу биологических систем, например, как два муравейника или как лес и луг. Они борются, теснят друг друга, поглощают друг друга или погибают, поглощённые соперником. В романе я описал три таких информационных комплекса – детство с его играми, пионерство с его ритуалами и вампирство с его законами. Детство – живой и доминирующий комплекс. Пионерство – мёртвый, выморочный, никому не нужный. Вампирство – подавленный, но стремящийся к господству. Вампирство борется с детством и для этого мимикрирует под мёртвое пионерство. Так устроена наша жизнь «по Докинзу». Роман – иллюстрация теории меметики. И вольное, смешное детство куда более выгодно для художественного изображения, чем взрослая жизнь с её обязательствами, проблемами и грузом несбывшихся надежд.

– Для меня идея романа сразу ассоциировалась с вампирами, потому что многие советские мифологемы и символы по семантике сами указывают на вампиризм. Знамя и галстук – они цвета крови, и вообще в СССР был культ крови, «пролитой за правое дело» или «выпитой у пролетариата буржуазией». Про кровь – эпиграфы в романе. Но на мысли о вампирах наводит не только кровь. Пятиконечная звезда – это пентаграмма. Серп – это традиционный символ смерти, «костлявой с косой» или Жнеца. В идеологической жизни СССР было множество ритуалов: вампиры имеют ритуалы, а зомби или оборотни – нет. Я уж не говорю о «вечно живом» вожде, хотя его я трогать не стал, получился бы треш.

– Лично я к лагерям отношусь нейтрально. Мне в пионерском лагере было скучно. Однако я знаю немало людей, которым там нравилось. Так что лагеря – дело хорошее. Лагерь в сериале вполне похож на лагерь в моём романе. Но сериал построен по другому драматургическому принципу. В романе главный герой Валерка узнавал о вампирах, перемещаясь по явлениям пионерской жизни, проще говоря, переходя из кружка в кружок или играя в разные советские игры. В сериале Валерка сразу убеждается в существовании вампиров и начинает искать способы борьбы, а игры и кружки ему не нужны. В этом смысле лагерь из сериала отличается от лагеря из романа. В сериале меньше общественно-пионерского быта. Но такое художественное решение вполне оправдано. Авторы решили не перегружать зрителя «советскими феноменами» и оставили только то, что присутствует и в нынешней лагерной жизни – День Нептуна, родительский день, дискотеку, футбол. Однако даже в таком виде лагерь из сериала куда больше похож на пионерские лагеря СССР, чем лагерь из советского фильма вроде «Петрова и Васечкина» или «Трёх весёлых смен». Такие лагеря, как в «Пищеблоке», в Союзе были сплошь и рядом, а таких лагерей, какими их показывали в советских фильмах, в СССР не было никогда. «Артек» и «Орлёнок» не в счёт, потому что они – только «вывеска», и было их всего два, а разных захолустных «Буревестников» насчитывалось по стране около сорока тысяч.

– Разумеется, я посмотрел. Мне сериал очень понравился. Он красивый, живой, загадочный. Роман имеет несколько уровней сложности. Первый уровень – борьба с вампирами. Второй уровень – критика идеологии. Третий уровень – теория меметики Ричарда Докинза. Авторы сериала оставили первый и второй уровни, и для кино этого действительно вполне достаточно. Если зритель захочет думать, он всё поймёт. Не захочет – ну и ладно, хотя и жалко, потому что сериал – новаторский.

Новаторство его заключается в двух вещах. Во-первых, социальная критика в нём по сути не является критикой. Никто ведь на экране не обличает «пороки СССР». Социальное зло присутствует как данность и предъявлено в игровом формате. Это означает, что у поколения тех, кому сейчас меньше 40 лет, уже нет травмы «советскостью», и пафос порицания им не интересен. Во-вторых, новаторство сериала в том, что зло в нём имеет не природные, а социальные причины. Зло обусловлено не греховностью человека, как это обычно бывает в хорроре, а несвободой общества, чего в хорроре не бывает. Главный посыл сериала и романа можно сформулировать так: страх не там, где темно, а там, где не видно правды. Причина страха – не человеческие инстинкты, и социальная ложь.

– Никуда вампиры не ушли. Они процветают, как и прежде, только советская символика им уже не нужна. Нынешние вампиры подыскали себе не менее надёжные обереги.