Порвать шаблоны: книга об истории советского рока

1987 год – время глобальных перемен в СССР: официальный гнев сменился на милость, и рок-музыканты неожиданно превратились в любимцев советских властей. Концерты на крупных площадках, выпуск пластинок, появление на ТВ. Несмотря на дух свободы, который постепенно начал заполнять культурное пространство Советского Союза, Джоанне Стингрей пришлось столкнуться с целым рядом преград, чтобы наконец попасть в Россию и воссоединиться со своим возлюбленным – гитаристом группы «Кино» Юрием Каспаряном.

Прочитайте отрывок из книги «Русский рок. Конец андерграунда. Фотографии. Интервью. Документы» и узнайте, как юной американке удалось перехитрить советские власти.

«В самом начале 1987 года я вернулась в Лос-Анджелес и сразу же начала считать дни, остававшиеся до назначенной на 6 апреля нашей с Юрием свадьбы в Ленинграде. Всё в моей жизни было радужно и безоблачно, и от счастья я чувствовала себя на седьмом небе. Red Wave разошёлся в США тиражом 20 тысяч экземпляров, я заключила контракт с компанией RCA на издание одиночного альбома и кассетной версии Red Wave в Британии и Европе. Шли переговоры с Госконцертом, «Международной книгой» и ВААПом о гастролях Дэвида Боуи в СССР и записи Борисом Гребенщиковым в Штатах альбома на английском языке. Крупное издательство Doubleday проявило заинтересованность в публикации истории моих приключений в России, и я получила предложение отправиться с лекционным туром по университетам – кто бы мог подумать, что за мои рассказы о Red Wave мне будут платить деньги! Я по-прежнему раздавала бесконечные интервью об альбоме и о моей предстоящей свадьбе.

Журнал Life вышел на меня с предложением отправить в Ленинград фотографа и корреспондента для статьи о свадьбе, а телеканал NBC хотел послать туда целую съёмочную группу. Присоединиться ко мне в такой важный для меня день намеревались родители, сестры и несколько друзей. Я заготовила кучу значков и пропусков на разные свадебные мероприятия. Специально сшитое для торжества пышное платье тоже было готово. В России предстоящая РОК-Н-РОЛЛЬНАЯ СВАДЬБА тоже вызвала немалый ажиотаж. Казалось, что все трудные времена позади, и новая Россия, Россия гласности, будет открытой и дружелюбной. Предстоящая свадьба стала в сознании многих кульминацией того, к чему рок-музыканты двигались столько лет. Они теперь вышли из подполья, их музыка вовсю звучала по телевидению и радио. Торжество должно было стать нашей наградой за упорство, настойчивость и решимость не изменять своему искусству и своим сердцам. По заказу мне отлили два серебряных кольца, на каждом было выгравировано «Юрий и Джоанна, 6 апреля 1987 года», и я с нетерпением ждала момента, когда Юрий наденет это кольцо на безымянный палец моей правой руки (как это принято в России). Наш друг художница Зина Сотина написала к нашей свадьбе огромный портрет нас с Юрием. Всё, чего я желала, было рядом, на расстоянии вытянутой руки. С лица у меня не сходила улыбка…

До возникновения проблемы с визой я старалась не вступать в контакт с посольством США в Москве, чтобы не дать советским властям повода заподозрить меня в шпионаже. Но когда проблема появилась, я стала теребить всех подряд. Мне казалось, что, делая акцент на своей культурной работе, я скорее смогу добиться визы. 23, 24 и 25 марта я отправила телеграммы культурному атташе посольства Марку Таплину. Я также переслала ему телеграмму от фирмы Yamaha и спросила, может ли он что-нибудь сделать в вопросе передачи дара музыкальной аппаратуры. В конце телеграммы я писала: «Фиксируй часы своей работы, можешь потом выставить мне за неё счет». Вышло ли из этого что-нибудь, я совершенно не помню. Как я могла думать, что смогу заплатить сотруднику посольства США за помощь мне? Полное безумие!

Я изо всех сил старалась сделать всё, что в моих силах. Телеграмма ушла главе представительства телеканала CBS в Москве Уайтту Эндрюсу. Я ещё раз связалась с организатором советско-американского Марша мира* Алланом Аффельдтом, который за несколько месяцев до этого связывался со мной с просьбой помочь ему в организации концерта в завершение Марша. Он отправил мне как человеку, игравшему роль музыкального дипломата в отношениях между США и СССР, письмо с приглашением стать почётным участником Марша. Он писал, что они получают групповую визу, и, быть может, в большой группе и моё имя пройдёт незамеченным. Однако меня заметили, а ему сказали, что его настойчивое желание включить меня в число участников может поставить под угрозу весь Марш. Агентство Collins and Taylor Management, с которым я вела переговоры о гастролях в СССР Джо Джексона и Игги Попа, отправило письмо в поддержку моей работы. И опять ничего.

Был уже конец мая, и после нескольких месяцев безуспешных отчаянных попыток добиться возможности для меня приехать в Россию складывалось ощущение, что мы бьёмся с каменной стеной. Никто не получил ни единого ответа – Советы стояли, как скала. Теперь, ретроспективно, всё это звучит очень драматично. Драматично это было и тогда. Драматично и травматично! Наконец, 25 мая 1987 года, забрезжил проблеск надежды. Даг Баттлман из Yamaha получил письмо от Л.Д. Нечаевой, заведующей Управлением культуры Ленинградского областного Совета профсоюзов, выражающее благодарность и готовность принять в дар Рок-клубу комплект аппаратуры Yamaha. Ура! Наконец-то что-то положительное. Конечно, для смелого шага нужна была женщина. В Yamaha надеялись, что для вручения аппаратуры в Ленинград смогу поехать и я, но 16 июня в адрес конгрессмена Биленсона пришёл заключительный сокрушительный удар: ответ от А. Терехина из консульства СССР в Сан-Франциско, с однозначным и категоричным отказом: «Как нам сообщили в МИД СССР, въездная виза в Советский Союз для г-жи Джоан Ли Филдс в настоящее время предоставлена быть не может». То есть они даже не удосужились прислать ответ из Москвы, и имя моё было указано неправильно. Но это уже не имело никакого значения. Борьба была окончена. Советы или те в их кругах, кто не хотел давать мне визу, победили, а я потерпела поражение. Мне казалось, что вся моя последующая жизнь будет проходить в такой же беспросветной тьме…»