Взятие Измаила

Этот роман был признан лучшим в 2000 году, а его автор получил за него Букеровскую премию. Это роман-загадка, роман-мистерия, в самом названии которого уже содержится интрига, ибо менее всего произведение соотносится с известным военно-историческим событием. `Взятие Измаила` вообще не похоже на канонический исторический роман, хотя в его основе лежат события из нашего прошлого. Дореволюционный уголовный суд - и тут же сцены жизни из сталинских, хрущевских и брежневских времен. Герои реальные и вымышленные, типические; современная лексика и старославянские стилизации - автор словно бы подчеркивает равноценность для России всех времен и событий, их полную взаимопроницаемость.
Собственно, все те же постмодернистские `шкатулочки`, роман-палимпсест, хотяавтор открещивается от лейбла `постмодернист`. Текст романа состоит из разноцветных кубиков - кружочков - треугольничков. По типу того, как одна из многочисленных героинь, чтобы успокоиться и развлечь свою умственно и физически отсталую дочку, вырезает картинки из журналов, а потом раскладывает их по конвертам, сообразно туманной логике схожести предметов. Более всего роман напоминает бессмертные произведения Джойса. Но для русского благодарного (хотя и немногочисленного - роман рассчитан именно на `немногочисленного`) читателя он выигрывает перед Джойсом. Во-первых, это текст-оригинал, а не перевод, а во-вторых, многочисленные аллюзии, цитаты и сюжеты, даже если читатель не хочет или не может вычислить первоисточник, все равно работают на задумку автора,упорно рождая в сознании дежа-вю - об нас ведь, родимых, речь, о России-матушке.
Критики назвали текст типичным `современным романом`, поскольку он составлен из рассказов, связанных между собой разве что отдельными совпадениями - пейзажа, впечатления, детали. По этому поводу вспоминаются тексты И.Кальвино. Как это обычно и бывает в постмодернистском тексте, действие (если можно так выразиться) по большей части происходит в прошлом веке, но некоторых линиях делаются нарочитые временные сбои - антураж меняется, персонажи вдруг перескакивают в советскую эпоху и начинают изъясняться на совершенно другом языке. Иногда эти сбои происходят в пределах одного предложения (опять Джойс). Есть еще линия сугубо современного рассказчика, имеющего фамилию `Шишкин`. И как большинство постмодернистских романов, `Взятие Измаила` - не что иное, как роман о языке.
Роман начинается из ничего, то есть сотворение мира происходит на глазах читателя. Из мрака, дорожной темноты, вагонной тоски, стука колес на стыках рельсов, тусклых огней, проплывающих мимо станций, из русской провинциальной безъязыкой глуши - рождается слово. Первозданный хаос, медленно оформляющийся в романное слово речевыми усилиями персонажей-демиургов. Они (обыкновенные люди и судейские чиновники)и названы именами языческих богов - Перун, Велес, Сварог. Постепенно набирая силу, слово строит романный мир. Почему `Взятие Измаила`? Крепость - как метафора жизни (`Жизнь, сынок, надо брать, как крепость`).